Договоры страхования ответственности

Договор страхования ответственности как договор в пользу третьего лица

Споры о применении ст. 430 ГК РФ к договорам страхования ответственности

Сегодня уже квалификация договоров страхования ответственности в качестве договоров в пользу третьего лица является общепринятой. Судебные споры по этому вопросу если и возникают, то редко (Постановление Девятого ААС от 31 мая 2005 г., 24 мая 2005 г. N 09АП-4842/05-ГК, Постановление ФАС Северо-Западного округа от 26 января 2010 г. и Постановление Тринадцатого ААС от 26 октября 2009 г. по делу N А56-52628/2008). Однако осталась проблема, из-за которой ранее возникали споры, причем не только в судах, но в основном среди исследователей.
В п. 3 ст. 931 ГК РФ указано, что договор страхования ответственности за причинение вреда считается заключенным в пользу потерпевших, что бы ни было об этом написано в договоре. Однако тезис о том, что такие договоры являются договорами в пользу третьего лица, а потерпевший и является этим третьим лицом, активно оспаривался в литературе. Аргументация противников квалификации договоров страхования ответственности как договоров в пользу третьего лица сводится к двум тезисам:

1) в силу ст. 430 ГК РФ в договорах в пользу третьего лица выгодоприобретатель назначается сторонами договора, а в п. 3 ст. 931 ГК РФ он императивно назначен законом, и волеизъявление сторон в этой части не имеет правового значения;

2) общеизвестным признаком договоров в пользу третьего лица является наличие у третьего лица непосредственного права требовать от должника исполнения в свою пользу, а в п. 4 ст. 931 ГК РФ такое право требования существенно ограничено.

Другие исследователи, напротив, считают норму п. 3 ст. 931 ГК РФ основополагающей в вопросе о квалификации договора страхования ответственности как договора в пользу третьего лица. Действительно, иная квалификация договора страхования ответственности противоречит ясно выраженной в п. 3 ст. 931 ГК РФ воле законодателя.

В связи с этим суды никогда не отказываются от применения ст. 430 ГК РФ к договорам страхования деликтной ответственности. Они признают их договорами в пользу третьего лица, но указывают на специальный характер нормы п. 4 ст. 931 по отношению к ст. 430 и поэтому ограничивают в этих договорах право требования третьего лица (Постановления ФАС Московского округа от 14 ноября 2003 г. N КГ-А0/8854-03, от 9 сентября 2003 г. N КГ-А40/6638-03). Этой точки зрения придерживаются многие авторы.
Однако это "примиряющее" толкование совершенно не объясняет цель, с которой законодатель императивно назначил потерпевшего выгодоприобретателем в п. 3 ст. 931 ГК РФ.

Страховой интерес при страховании ответственности и императивное назначение выгодоприобретателя

В действительности природа возникшего спора гораздо глубже, чем просто квалификация данного договора. Как уже неоднократно подчеркивалось в этой книге, страхование - это защита интереса. Несложно показать, что при страховании ответственности защищается не интерес выгодоприобретателя, а интерес страхователя или застрахованного лица, несмотря на то, что имеются авторы, считающие по-иному.

Действительно, в соответствии со ст. ст. 931 и 932 ГК РФ при страховании ответственности страхуется риск ответственности. Поскольку, как я указывал выше, риск - это возможное причинение вреда, то риск ответственности - это возможное причинение вреда при возложении ответственности. Следовательно, при страховании ответственности осуществляется защита интереса лица, риск ответственности которого застрахован. Выплата же производится не тому лицу, интерес которого защищается, а потерпевшему. Разумеется, интерес потерпевшего также оказывается удовлетворенным, но не потому, что ему оказана услуга, а потому, что содержанием услуги, оказываемой ответственному лицу, является удовлетворение интереса потерпевшего.

Напомню выводы из § 1 и 2 гл. 11 настоящей работы, где рассматривалось соотношение интересов страхователя и третьего лица. Выгодоприобретатель появляется в договоре лишь для того, чтобы обеспечить интересы страхователя. Не всегда интерес страхователя, который обеспечивается наличием в договоре выгодоприобретателя, является застрахованным интересом. Например, в договорах страхования имущества страховым интересом является интерес выгодоприобретателя, но в договорах страхования ответственности страховым интересом является именно интерес страхователя (застрахованного лица). Интерес потерпевшего, связанный с возможным причинением вреда ему самому страхуется по договорам страхования имущества или личного страхования, в зависимости от характера интереса, но не по договорам страхования ответственности.

Целесообразно привести здесь высказывание К.Д. Ишо: "Заключая любой договор страхования гражданской ответственности, страхователь действует в своих интересах, поскольку, уплачивая, как правило, небольшую страховую премию, он может быть уверен в том, что в случае, если наступит его гражданская ответственность по деликтному обязательству, необходимости нести какое-либо финансовое бремя и самостоятельно возмещать причиненный вред не возникнет".

Однако императивное назначение выгодоприобретателя в силу уже сложившейся практики ставит защиту интереса страхователя в полную зависимость от волеизъявления выгодоприобретателя. Это показано в § 1 гл. 11 настоящей работы.

Очевидно также, что, назначая выгодоприобретателя императивно, законодатель стремился максимально защитить интересы потерпевшего на случай недобросовестности страхователя, который, получив выплату, может и не рассчитаться с потерпевшим. При этом, однако, страхователь не получает полноценной страховой защиты, которая была им куплена, т.е. интересы страхователя откровенно ущемляются, так как ставятся в зависимость от волеизъявления потерпевшего. При строгом следовании норме п. 3 ст. 931 ГК РФ страхователь не вправе требовать страховую выплату даже после того, как он возместил убытки потерпевшему.

Таким образом, следуя букве п. 3 ст. 931 и признавая договор страхования ответственности договором в пользу третьего лица, мы поддерживаем ту мощную защиту, которую законодатель предоставил потерпевшему, но совершенно искажаем смысл и саму природу страхования ответственности как отношений по защите интереса ответственного лица.

Именно такое правовое регулирование, неадекватное его целям, и породило попытки исследователей путем различных толкований исправить ситуацию.

"Двухмодельное" толкование ст. 931 ГК РФ

Для того чтобы устранить показанное выше очевидное нарушение смысла и содержания отношений по страхованию ответственности, М.И. Брагинский разработал свое толкование норм ст. 931 ГК РФ, и его поддержал в этом А.И. Худяков. В этой статье, по мнению М.И. Брагинского, содержатся два подвида договора страхования ответственности:

1) договор страхования ответственности, страховым случаем по которому является возложение ответственности на лицо, чья ответственность застрахована. Выгодоприобретатель в таком договоре может появиться по воле сторон договора и лишь если застрахована ответственность не самого страхователя, а иного лица, и тогда оно, возместив причиненный вред, в качестве выгодоприобретателя обращается к страховщику за выплатой;

2) договор страхования риска ответственности, страховым случаем по которому является само причинение вреда как таковое, явившееся основанием для возложения ответственности. Этот подвид договора возникает лишь в случаях, названных в п. 4 ст. 931 ГК РФ. Выгодоприобретателем по нему является потерпевший, и он обладает правом требования к страховщику.

Я отдаю должное изобретательности М.И. Брагинского, работы которого глубоко уважаю. Предложенное им толкование, конечно, решает рассмотренные выше проблемы. К сожалению, оно полностью противоречит букве и духу ст. 931 ГК РФ, т.е. воле законодателя, как я ее понимаю. М.И. Брагинский пишет, что первый подвид договора страхования ответственности "спрятан" в п. 1 ст. 931 ГК РФ, но он настолько глубоко там спрятан, что я, например, не могу его там найти. Возможно, читатели смогут - нашел же А.И. Худяков.

Помимо этого, видно, что в указанной конструкции договора страхования ответственности второй подвид данного договора, по существу, является договором страхования имущества потерпевшего, заключенным в его пользу - ведь страховой случай составляет не возложение ответственности, а вред, причиненный имуществу потерпевшего. И по такому договору лицо, чья ответственность застрахована, точно не сможет обратиться к страховщику за выплатой, если он возместил причиненный вред. Однако если по этому договору страхуется не ответственность, то и защита предоставляется не интересу страхователя (иного застрахованного лица), а интересу потерпевшего. Следовательно, и предоставлять страхователю (иному застрахованному лицу), возместившему причиненный вред, право требовать от страховщика выплату нет необходимости. Более того, в силу ст. 965 ГК РФ страховщик сможет обратиться к нему за возмещением в порядке суброгации.

Другими словами, данная конструкция хорошо решает все проблемы - в ней находят место и норма п. 4 ст. 931 ГК РФ, и право лица, чья ответственность застрахована, самому обратиться к страховщику за выплатой, кроме случаев, установленных в названном пункте. Это необходимое право вообще не упомянуто в ст. 931 ГК РФ.

Мы видим, таким образом, как недвусмысленному тексту Закона "посредством ученого и тонкого толкования придаются такой смысл и значение, о каких и не думал законодатель, когда составлял его". Действительно, это высказывание Л. Дюги как нельзя лучше подходит к данному случаю.

Тем не менее в правовом регулировании ОСАГО можно найти доказательства того, что такое толкование не соответствует воле законодателя. Действительно, ОСАГО - это как раз вид страхования, подпадающий под регулирование п. 4 ст. 931 ГК РФ. Но в силу ст. 1 Закона об ОСАГО страховым случаем по ОСАГО всегда признавалось и признается возложение ответственности на владельца транспортного средства за причиненный вред. Однако в первоначальной редакции п. 7 Правил ОСАГО (Утверждены Постановлением Правительства РФ от 7 мая 2003 г. N 263) страховым случаем по договору ОСАГО признавался факт причинения вреда имуществу потерпевшего. Несоответствие закону в том числе этого обстоятельства послужило одним из доводов Конституционного Суда РФ для признания не соответствующей Конституции РФ ст. 5 Закона об ОСАГО, делегировавшей Правительству РФ неопределенные по объему полномочия утверждать условия договора ОСАГО (Постановление КС РФ от 31 мая 2005 г. N 6-П). В связи с этим в 2008 г. Правительство РФ внесло соответствующие изменения в Правила (Постановление Правительства РФ от 29 февраля 2008 г. N 131). Все это свидетельствует о том, что воля как законодателя, так и Правительства РФ направлена на то, чтобы страховым случаем по договору страхования деликтной ответственности в случаях, предусмотренных п. 4 ст. 931 ГК РФ, являлся не факт причинения вреда потерпевшему, а возложение ответственности на страхователя (иное застрахованное лицо).

Однако существенным в рассматриваемой двухмодельной конструкции является то обстоятельство, что страховым случаем во втором подвиде договоров страхования ответственности является факт причинения вреда, а не возложение ответственности, т.е. данная конструкция противоречит ясно выраженной воле законодателя.

Тем не менее поддержала указанную конструкцию договора страхования ответственности и А.А. Шишкина, т.е. найти ее в ст. 931 ГК РФ все же, видимо, можно - уж очень неплохо эта конструкция решает проблемы текста данной статьи. Но, по-моему, следует различать два подхода к этому вопросу: 1) поддержка "двухмодельной" конструкции договора страхования ответственности, потому что данную конструкцию действительно можно отыскать в тексте норм ст. 931 ГК РФ; 2) или поддержка этой конструкции, потому что она неплохо решает проблемы, а другие предложенные способы их комплексного решения по каким-либо причинам не удовлетворяют автора. На мой взгляд, второй из этих подходов неприемлем и надо искать решение проблем, по возможности, не отклоняясь от текста закона и, главное, от воли законодателя.

Не делая пока окончательных выводов о правовой природе договора страхования деликтной ответственности, рассмотрим проблему правовой природы права (требования) потерпевшего к страховщику в свете текста ст. 931 ГК РФ.

Правовая природа права (требования) потерпевшего при страховании деликтной ответственности

Значение нормы п. 4 ст. 931 ГК РФ

В качестве меры по исправлению ситуации с несоответствием п. п. 3, 4 ст. 931 ГК РФ и п. 1 ст. 430 ГК РФ в их системном толковании А.В. Жук предлагает исключить п. 4 ст. 931 ГК РФ. Это, однако, как было показано, не снимает основную проблему, порожденную нормой вовсе не п. 4, а п. 3 этой статьи. Норма п. 3 ст. 931 ставит защиту лица, ответственного за вред, в полную зависимость от волеизъявления потерпевшего. Именно это обстоятельство подвигает исследователей отказаться от признания договора страхования ответственности договором в пользу третьего лица, а норму п. 3 исключить из ст. 931 А.В. Жук не предлагает.

Тем не менее значение нормы п. 4 ст. 931 ГК РФ требует выяснения, так как совершенно неясно, что имел в виду законодатель, с одной стороны, назначая потерпевшего выгодоприобретателем, а с другой - лишая его, на первый взгляд, права требовать от страховщика выплату. Но все сразу же проясняется, если истолковать п. 4 ст. 931 ГК РФ по-иному. Текст этой нормы можно прочитать следующим образом: договорное требование к страховщику у потерпевшего имеется всегда в силу п. 3 ст. 931 и п. 1 ст. 430 ГК РФ, но при обязательном страховании и в иных случаях, предусмотренных законом или договором, потерпевший, помимо договорного требования к страховщику, получает еще и деликтное требование. Несмотря на то что не страховщик причинил потерпевшему вред, абз. 2 п. 1 ст. 1064 ГК РФ позволяет возложить законом обязанность по возмещению вреда на лицо, не являющееся причинителем вреда.

При таком толковании нормы п. 4 ст. 931 ГК РФ потерпевший, конечно, сохраняет договорное требование к страховщику, но, помимо него, получает прямое деликтное. Подобное наделение лица требованием в отношениях из причинения вреда практически не подвергается сомнению в западноевропейских правопорядках. В специально посвященном этому вопросу сборнике практически все авторы высказываются о наделении потерпевшего деликтным требованием к страховщику ответственности как о достаточно очевидном обстоятельстве. Такой подход позволяет решить не только проблему толкования этой нормы п. 4 ст. 931 ГК РФ, но и другие, куда более содержательные проблемы страхования ответственности.

Некоторые суды действительно стали использовать такое толкование п. 4 ст. 931 ГК РФ, поскольку оно позволяет найти законный выход из многих трудных ситуаций. В частности, до внесения в ноябре 2007 г. изменений в ст. 966 ГК РФ исковая давность по требованиям из договоров имущественного страхования была сокращенной - два года. Это очевидная несправедливость, так как она позволяла потерпевшему, пропустившему срок исковой давности по требованию к страховщику, обратиться к причинителю вреда. Но где же тогда купленная им страховая защита? Толкование же требования потерпевшего к страховщику не как договорного, а как деликтного сразу решает эту проблему, поэтому им стали пользоваться.

Однако Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ прекратил эту практику, указав, что требование потерпевшего к страховщику является не деликтным, а договорным и на него распространяется сокращенный срок исковой давности (Постановление Президиума ВАС РФ от 27 ноября 2007 г. N 8983/07).

К сожалению, весьма полезное со многих точек зрения толкование требования потерпевшего к страховщику как деликтного не было поддержано одним из высших судов.

Соотношение требований, вытекающих из причинения вреда и из договора страхования

Необходимо подробнее рассмотреть соотношение этих двух требований потерпевшего: требования, вытекающего из причинения вреда и из договора страхования. На первый взгляд представляется, что ответ на вопрос о соотношении этих требований достаточно ясно дает ст. 1072 ГК РФ: если лицо, причинившее вред, застраховало свою ответственность (в порядке добровольного или обязательного страхования), обязанность по возмещению вреда возлагается на него лишь в случае, когда страхового возмещения недостаточно для полного возмещения вреда. Размер возмещаемого вреда причинившим его лицом определяется при этом как разница между полученным потерпевшим страховым возмещением и фактическим размером причиненного ему вреда.

При таком прочтении ст. 1072 ГК РФ ответственность лица, причинившего вред, но застраховавшего свою ответственность, наступает не всегда, а лишь в случаях, когда страхового возмещения недостаточно для полного возмещения вреда и ответственность наступает не в полном объеме причиненного вреда, а лишь в части, не покрытой страховым возмещением. Эта точка зрения приводит, таким образом, к выводу о том, что ст. 1072 ГК РФ представляет собой изъятие из общего правила - полного возмещения вреда лицом, его причинившим.

Однако в отличие, например, от ст. 399 ГК РФ, где прямо сказано, что при субсидиарной ответственности кредитор сначала должен предъявить требование к основному должнику, в ст. 1072 ничего подобного не сказано, и ссылки на субсидиарную ответственность лица, причинившего вред, в этой норме нет.

До введения ОСАГО, когда страхование ответственности за причинение вреда было исключительно добровольным, общее мнение было совершенно противоположным изложенному выше. Суды полностью обходили вниманием ст. 1072 ГК РФ и считали, что обязанность возместить причиненный вред в полном объеме возникает у его причинителя независимо от того, застраховал он свою ответственность или нет. Считалось, что при наличии у причинителя вреда договора страхования ответственности у потерпевшего возникают два требования: деликтное к причинителю вреда в полной сумме причиненного вреда и договорное к страховщику в полной сумме причиненного вреда, но не более страховой суммы. Согласно этому суды систематически придерживались следующей позиции: при наличии договора страхования ответственности у лица, причинившего вред, потерпевший имеет два способа защиты своего права - он может либо предъявить деликтное требование непосредственно лицу, причинившему вред, либо предъявить договорное требование к страховщику. Потерпевший, по мнению судов, был вправе сам выбрать способ защиты своего права, т.е. толкование ст. 1072 ГК РФ как изъятия из общего правила о полном возмещении вреда причинившим его лицом не применялось.

Страхование деликтной ответственности рассматривалось судебной практикой как обеспечительная мера, которая не заменяет и не отменяет основное деликтное обязательство, а лишь предоставляет дополнительные гарантии его исполнения прежде всего для лица, которому причинен вред, т.е. для потерпевшего.

Резонно возникает вопрос: зачем же тогда страхователь тратил деньги на страхование своей ответственности, если страховая защита, которую он купил, предоставляется потерпевшему и зависит исключительно от воли потерпевшего? Ответ на него на первый взгляд ясен - обеспечительные меры часто требуют от должника по обязательству определенных расходов. Не стоит, однако, забывать, что страхование представляет собой защиту интересов, а страхование ответственности - защиту интереса лица, чья ответственность застрахована. Защита потерпевшего здесь является лишь способом защиты интереса страхователя - страховщик выплачивает страховое возмещение потерпевшему лишь постольку, поскольку этого требуют интересы страхователя. При толковании страхования ответственности исключительно как обеспечительной меры эта функция страхования полностью игнорируется.

С введением ОСАГО ситуация изменилась. При добровольном страховании ответственности толкование этого инструмента как обеспечительной меры представлялось достаточно логичным (если оставить в стороне вопрос о защите интереса страхователя): человек добровольно приобретает себе обеспечительную меру, а зачем он это делает и что получает взамен - это его частное дело и никого не касается. Но с обязательным страхованием дело обстоит по-иному, так как в этом случае с людей принудительно собирают деньги и вопрос о том, что же они получают взамен, является отнюдь не праздным.

Тем не менее первоначально практика судов низших инстанций оставалась прежней и по ОСАГО (Постановление ФАС Северо-Западного округа от 30 мая 2006 г. N А56-14838/2005. Такую же позицию занял в одном из дел Ленинский районный суд г. Курска, судя по тексту Определения КС РФ от 21 февраля 2008 г. N 91-О-О). Но высшие суды сочли необходимым вмешаться. Верховный Суд РФ дал весьма развернутый ответ на рассмотренные вопросы (Ответ на вопрос 11 Обзора законодательства и судебной практики ВС РФ за I квартал 2007 г., утв. Постановлением Президиума ВС РФ 30 мая 2007 г.). В нем Верховный Суд РФ высказал несколько важных правовых позиций, на которые следует обратить внимание:

• потерпевший в силу норм гл. 59 ГК РФ вправе предъявить требование о возмещении вреда непосредственно его причинителю;
• по смыслу нормы п. 2 ст. 11 Закона об ОСАГО вопрос о возмещении вреда самим лицом, чья ответственность застрахована, решается в зависимости от выраженного им согласия на такое возмещение. В том случае, если причинитель вреда не заявил требование о возмещении вреда за счет страхования, а выразил намерение возместить причиненный вред лично, то вред может быть возмещен в полном объеме непосредственно его причинителем на основании общих правил о возмещении вреда (ст. ст. 1064, 1079 ГК РФ);
• если причинитель вреда, застраховавший свою ответственность, требует, чтобы причиненный вред был возмещен страховщиком, вред не может быть возмещен за счет самого причинителя, а возмещается за счет страховщика. Если же потерпевший требует возмещения вреда именно от его причинителя, ему следует в иске отказать. Исходя из существа института страхования Закон об ОСАГО имеет целью защитить не только права потерпевшего на возмещение вреда, но и интересы причинителя вреда.

Обратим здесь внимание также на то, что Верховный Суд РФ не ссылается на ст. 1072 ГК РФ, а использует для обоснования своей позиции только ст. 11 Закона об ОСАГО.

Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ, признавая обязательным участие в деле по ОСАГО страховщика ответственности, ссылается как на ст. 11 Закона об ОСАГО, так и на ст. 1072 ГК РФ (Постановление Президиума ВАС РФ от 6 марта 2007 г. N 14115/06). Однако и арбитражные суды исходят из того, что взыскание с причинителя вреда возможно в случае его согласия на это. Именно такую позицию занял Высший Арбитражный Суд РФ в одном из определений, сославшись только на ст. 1072 ГК РФ. В этом же определении прямо указано, что у потерпевшего имеется два требования - и к причинителю вреда, и к страховщику. Однако если страховщик участвует в деле, то взыскивать надо именно с него в силу ст. 1072 ГК РФ (Определение ВАС РФ от 16 января 2009 г. N 17206/08).

Таким образом, позиция этих судов однозначна в том, что наличие договора страхования ответственности не освобождает причинителя вреда от его возмещения, а ст. 1072 ГК РФ, вопреки ее буквально прочитанному содержанию, не устанавливает изъятия из общего правила возмещения вреда в полном объеме причинившим его лицом.

Однако по делам, возникшим до внесения изменений в ст. 966 ГК РФ относительно сокращенной исковой давности по договорам страхования деликтной ответственности, было вынесено несколько весьма показательных решений. В этих делах участвовали два ответчика - причинитель вреда и страховщик, но срок исковой давности по требованию к страховщику истек, а по требованию к причинителю вреда еще не истек. Если считать, что страхование ответственности не освобождает самого причинителя от обязанности по возмещению, такие иски должны были бы удовлетворяться за счет причинителя вреда. Но суды поступали наоборот - отказывали в иске не только к страховщику, но также к причинителю вреда. В деле, рассмотренном Федеральным арбитражным судом Московского округа, прямого обоснования отказа в иске к причинителю вреда, по существу, нет, однако текст решения позволяет говорить о том, что при истечении срока исковой давности по страховому требованию суд считает невозможным обращаться с иском и к причинителю вреда (Постановление ФАС Московского округа от 23 сентября 2008 г. N КГ-А40/8112-08). Но в другом деле, рассмотренном Высшим Арбитражным Судом РФ, решению дано вполне ясное обоснование. Поскольку в настоящее время - указал суд - к этим отношениям применяется общий срок исковой давности, то постановка вопроса о пересмотре оспариваемых судебных актов с целью применения двухлетнего срока исковой давности поставит в неравное положение участников обязательного страхования, правоотношения которых возникли до и после внесения изменений в ст. 966 ГК РФ (Определение ВАС РФ от 23 января 2008 г. N 17902/07). Не вдаваясь сейчас в вопрос о правосудности этого последнего решения, отметим лишь, что в нем не ставится под сомнение сохранение у потерпевшего требования к причинителю вреда в случае, если его ответственность застрахована.

Таким образом, исходя из этого анализа законодательства и практики его применения, мы можем сказать, что, по преобладающему мнению судов, страхование деликтной ответственности не прекращает деликтное обязательство, но ответственность причинителя вреда становится очень похожей на субсидиарную (ст. 399 ГК РФ) - сначала вред возмещается страховщиком, а сверх страхового возмещения вред возмещается его причинителем. Вместе с тем и норма п. 2 ст. 11 Закона об ОСАГО по своему содержанию очень похожа на норму п. 3 ст. 399 ГК РФ.

И все же ответственность причинителя вреда - это не вполне субсидиарная ответственность. Субсидиарная ответственность возникает, когда несколько лиц отвечают за исполнение одного и того же обязательства, однако далее показано, что, по общему мнению судов, обязательства у страховщика и причинителя вреда перед потерпевшим разные. Кроме того, в силу п. 1 ст. 399 ГК РФ кредитор (в рассматриваемом случае - потерпевший) сначала должен предъявить требование к основному должнику (в нашем случае - к страховщику) и не может требовать исполнения от субсидиарного должника (в рассматриваемом случае - от причинителя) в обход основного - это императивное требование закона. В нашем же случае закон в этом отношении молчит, но, как считают суды, подобное обязательное условие отсутствует и все зависит от воли самого субсидиарного должника (причинителя вреда).

В целом подход судебной практики к рассматриваемому вопросу ясен, но его нормативное и теоретическое обоснования отсутствуют.

Для полноты картины следует добавить, что во многих случаях истцы предъявляют требование к причинителю вреда и к страховщику солидарно, и даже известен случай, когда такую позицию занял суд (Постановление Девятнадцатого ААС от 18 февраля 2009 г. N А64-7619/07-06). Это, очевидно, неверно, и большинство судов категорически отвергли такой подход, поскольку отсутствуют предусмотренные ст. 322 ГК РФ условия, необходимые для признания причинителя вреда и его страховщика солидарными должниками.

И теперь обратим внимание на то, что приведенное выше толкование нормы п. 4 ст. 931 ГК РФ как наделяющей потерпевшего прямым деликтным иском позволило бы легко решить рассмотренную здесь проблему (так как возникло бы два ответчика по одному обязательству) и не представляло бы никакой сложности установить субсидиарность их ответственности. Соответственно, и практика перестала бы оставаться неправосудной, а получила бы нормативное обоснование.

Вопросы судебного процесса

В свете сказанного выше необходимо проанализировать процессуальные вопросы, возникшие при рассмотрении исков по требованиям потерпевших непосредственно к причинителям вреда.

Рассмотрю ситуацию, когда причинитель вреда, к которому предъявлен иск, заявляет о привлечении к участию в деле страховщика ответственности в качестве второго ответчика. Серьезный аргумент, выдвигаемый против участия в таком деле страховщика, следующий. Поскольку основанием требования к причинителю вреда является деликт, а к страховщику - договор, предметом в деликтном требовании является возмещение вреда, а в договорном - исполнение договорного обязательства, то данные требования различны по предметам и основаниям и не могут рассматриваться в одном исковом производстве. На мой взгляд, это действительно прямо вытекает из принятого судебной практикой толкования нормы п. 4 ст. 931 ГК РФ (отмечу, что при приведенном выше толковании данной нормы этот аргумент сразу же отпал бы).

Соответственно, данный аргумент был заявлен, например, в одном из арбитражных дел (Постановление ФАС Северо-Западного округа от 17 января 2006 г. N А13-2375/2005-16), такая же проблема встала в другом деле и перед Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ (информационное письмо Президиума ВАС РФ от 28 ноября 2003 г. N 75 "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с исполнением договоров страхования). Но при этом в первом деле Суд вполне последовательно согласился с этим аргументом, а Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ отверг его, ссылаясь, как ни странно, именно на п. 4 ст. 931 ГК РФ. Внимательное прочтение текста этого судебного акта показывает внутреннюю противоречивость позиции суда в этом вопросе.

Тем не менее необходимость привлечения страховщика к участию в деле, когда иск подан потерпевшим к причинителю вреда, в настоящее время практически не подвергается сомнению, хотя никакого опровержения рассмотренного выше аргумента судами так и не было выдвинуто, кроме уже упомянутой ссылки Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ на п. 4 ст. 931 ГК РФ. И это единственный случай, когда суд счел необходимым хоть как-то обосновать возможность привлечения к участию в деле страховщика в качестве второго ответчика по деликтному иску. В других случаях суды просто заявляют о необходимости привлечения страховщика к участию в деле в качестве второго ответчика, не утруждая себя объяснениями.

Следует отметить, что для привлечения к участию в деле страховщика в качестве второго ответчика можно было бы использовать конструкцию соединения в одном деле нескольких требований (п. 1 ст. 130 АПК РФ, п. 1 ст. 151 ГПК РФ), но при этом каждое требование должно было бы оплачиваться госпошлиной. Однако суды не пользуются этой конструкцией, а привлекают страховщика к участию в деле в качестве второго ответчика именно по деликтному требованию потерпевшего, т.е. так, как если бы в деликтном требовании на стороне должника участвовали и причинитель вреда, и страховщик.

Таким образом, и в данном случае преобладают справедливые, но нормативно необоснованные решения. Создается впечатление, что суды не видят проблему в комплексе. Когда решается вопрос об исковой давности, требования потерпевшего к страховщику и к причинителю вреда признаются различными, а когда решается вопрос о привлечении страховщика к участию в деле в качестве второго ответчика, это признается возможным, как если бы и страховщик, и причинитель вреда совместно отвечали бы по одному обязательству.

Предлагаемое решение проблем, возникших из текста ст. 931 ГК РФ

Проблема защиты интересов лица, ответственного за причиненный вред

Возвратимся к двум аргументам, позволяющим поставить под сомнение правовую природу договоров страхования деликтной ответственности как договоров в пользу третьего лица, - выгодоприобретатель назначен не по воле сторон, и его права на предъявление требования к страховщику ограничены. Теперь ясно, что эти доводы служат лишь формальным, внешним выражением более глубокого аргумента - императивное назначение выгодоприобретателя искажает само содержание регулируемых отношений и противоречит целям их правового регулирования.

Означает ли это, что недвусмысленно выраженную в п. 3 ст. 931 ГК РФ волю законодателя можно игнорировать? Безусловно, это недопустимо. Правоприменитель связан текстами норм, и прямое отступление от текстов не может быть оправдано ничем, в том числе основными целями правового регулирования.

Судебная практика и авторы, признающие договоры страхования деликтной ответственности договорами в пользу третьего лица, но ограничивающие потерпевших в праве требования выплаты со ссылкой на специальный характер нормы п. 4 ст. 931 ГК РФ в этом смысле более лояльны к тексту закона. Однако такая позиция судов совершенно не решает задачу защиты интереса потерпевшего, очевидно поставленную законодателем.

В связи с этим следует признать, что императивное назначение потерпевшего выгодоприобретателем является ошибкой законодателя, которая легко исправляется введением в ст. 931 ГК РФ нормы, позволяющей страхователю (застрахованному лицу), возместив вред потерпевшему, самому обратиться за выплатой к страховщику. Судебная практика идет именно по этому пути уже сейчас, хотя и совершенно незаконно.

Проблема толкования нормы п. 4 ст. 931 ГК РФ (влияние страхования деликтной ответственности на саму ответственность)

Решение этой проблемы, как было показано выше, тесно связано с разрешением проблемы правовой природы требования потерпевшего к страховщику.

Наиболее правильным с теоретической точки зрения является использование толкования нормы п. 4 ст. 931 ГК РФ, как наделяющей потерпевшего деликтным требованием к страховщику. При этом в системном толковании этой нормы с нормой ст. 1072 ГК РФ следует интерпретировать деликтную ответственность лица, застраховавшего свою ответственность как субсидиарную, притом что основным должником по деликтному обязательству становится страховщик.

В этом случае причинитель вреда и страховщик будут являться должниками в одном и том же деликтном обязательстве и они на законном основании станут ответчиками по одному и тому же деликтному иску потерпевшего. Введение обязательного страхования ответственности должно менять характер самой этой ответственности. Когда такое страхование вводится, не одно, а два лица становятся ответственными по одному и тому же требованию потерпевшего, причем основным должником становится страховщик, а причинитель вреда становится субсидиарным должником.

Общим выводом из всего сказанного является следующий: введение страхования ответственности должно оказывать и фактически оказывает влияние на саму ответственность. Фактически суды применяют субсидиарность, хотя формально вуалируют это указаниями в судебных актах на то, что с согласия причинителя вреда вред может быть возмещен и им самим. Но кто же, заплатив деньги за то, чтобы за него возмещался вред, сам согласится его возмещать? Это была бы просто бессмысленная трата денег.

Следовательно, нужно прекратить пользоваться этой фигурой независимости двух требований потерпевшего и формально признать, что при заключении договора страхования ответственности меняется и характер самой ответственности. Необходимо внести соответствующие уточнения как в норму ст. 1072 ГК РФ, так и в нормы ст. 931 ГК РФ, а судам следует прекратить ссылаться на то, что требования потерпевшего к причинителю вреда и страховщику - это два разных требования, имеющих совершенно разную природу.

А.А. Шишкина подвергает серьезной и жесткой критике приведенное мною толкование п. 4 ст. 931 ГК РФ, которое вместе со ст. 1072 ГК РФ и служит основой для разработанной здесь конструкции двух должников по деликтному обязательству. Основной аргумент ее и других авторов, а также судебных актов, на которые она ссылается: у требований потерпевшего к страховщику и причинителю вреда разные основания. Основанием требования к страховщику является договор, а основанием требования к потерпевшему - причинение вреда, т.е. этот аргумент направлен на консервирование существующей догмы гражданского права. Договор и деликт согласно ей - совершенно разные основания возникновения обязательств, и их никоим образом нельзя смешивать.

Однако договор поручительства позволяет поручителю на основании одного договора принять на себя обязательство солидарно отвечать за исполнение обязательства по другому договору. Причем соглашением сторон можно установить и субсидиарную ответственность поручителя. Почему же по договору страхования ответственности страховщик не может принять на себя обязательство отвечать как основной должник по обязательству из причинения вреда, а причинитель вреда станет при этом субсидиарно ответственным лицом?

В последнее время право сильно изменяется, и деликтное право не может оставаться законсервированным. Как верно отметил В.В.Х. Роджер, страхование ответственности в качестве относительно нового по сравнению с деликтным правом изобретения, стимулирует его к дальнейшим изменениям, как антибиотик, заставляющий бактерию мутировать.

Проблемы страхования договорной ответственности

Различия в регулировании страхования договорной и деликтной ответственности

Одной из серьезнейших проблем российского страхового права стала проблема разграничения договоров страхования ответственности за причинение вреда и договоров страхования ответственности по договору. Причиной этого является запрет, установленный в п. 1 ст. 932 ГК РФ, на страхование договорной ответственности, кроме случаев, установленных законом. Поскольку на страхование договорной ответственности в общем случае имеется прямой запрет, а страховать ее иногда совершенно необходимо, при отсутствии специального разрешения закона, практика стала прикрывать страхование договорной ответственности страхованием деликтной ответственности и возникла рассматриваемая проблема.

В § 3 гл. 1 настоящей работы, обсуждая значение целей правового регулирования, я уже говорил о том, что цель введения этого запрета, например, для страхования ответственности экспедиторов, неясна и результатом является игнорирование запрета судами. Практика по этому вопросу в отношении наиболее болезненного случая страхования ответственности экспедиторов и перевозчиков сложилась вполне определенно, и, казалось бы, незачем подробно обсуждать этот полностью решенный ею вопрос. Однако эта практика откровенно незаконна. Она игнорирует недвусмысленно установленный законом запрет, несмотря на то, что цель его не понятна. В результате сложившаяся определенность практики весьма неустойчива - в любой момент она может измениться. Неясна ситуация с другими случаями страхования договорной ответственности, поэтому вопрос требует подробного рассмотрения, тем более что по нему в литературе ведутся споры. Да и в судах до сих пор стороны, опираясь на норму закона, пытаются использовать в споре этот аргумент.

В литературе гражданская ответственность понимается в узком и в широком смысле, в широком смысле - как любые неблагоприятные последствия для правонарушителя, а в узком - как последствия, установленные в гл. 25 и 59 ГК РФ. В этом узком смысле разграничивают ответственность за нарушение договора (гл. 25) и ответственность за причинение вреда или деликтную ответственность (гл. 59). Так называемая конкуренция исков исключена. Если при исполнении договора вследствие его нарушения одной из сторон другой стороне причинены убытки, возникает договорная ответственность по нормам гл. 25. Деликтное требование в этом случае не может быть предъявлено. Во всех остальных случаях причинения вреда, в том числе при причинении вреда жизни или здоровью другой стороны договора (ст. 1084 ГК РФ), вред возмещается по правилам деликтной ответственности. Правда в сфере защиты прав потребителей этот вопрос решается не так однозначно, ведутся споры. Но даже при наличии конкуренции исков всегда ясно или может быть уточнено, какое именно требование предъявлено.

Соответственно этому построено и страхование гражданской ответственности. Страхование деликтной и договорной ответственности регулируется двумя разными статьями ГК РФ, и для двух разных разновидностей страхования ответственности этими нормами введено различное правовое регулирование. Различия согласно ГК РФ касаются следующего:

• запрет на страхование договорной ответственности, кроме случаев специально установленных законом (п. 1 ст. 932);
• запрет страховать договорную ответственность лиц, иных, чем сам страхователь (п. 2 ст. 932);
• отсутствие в ст. 932 нормы, аналогичной п. 4 ст. 931;
• сокращенная исковая давность для страхования договорной ответственности (ст. 966).

Рассмотрим каждое из этих различий с тем, чтобы выяснить, необходимы ли они, и если необходимы, то для достижения каких целей.

Общий запрет страхования договорной ответственности

Причина этого запрета в целом известна. В начале 90-х гг. прошлого века было распространено страхование ответственности заемщиков за невозврат кредита, и этим пользовались недобросовестные заемщики. В практике имеется довольно много дел, в которых за текстами судебных актов хорошо просматривается эта, по существу, мошенническая деятельность (Постановлении Президиума ВАС РФ от 26 октября 1995 г. N 4993/95). Соответственно, в литературе того времени высказывались идеи том, что страхование договорной ответственности позволяет откупиться от ответственности за виновное нарушение договора путем уплаты страховой премии. Эта точка зрения высказана в 1997 г., но удивительно, что подобные мнения встречаются и до сих пор. В одной из статей 2009 г. читаем: "...страхование ответственности основных обязательств по договору является нестрахуемым риском. Он не несет в себе элементов непредвиденности и случайности на момент заключения договора страхования, потому что наступление страхового случая - невыполнение договорных обязательств - зависит от воли, умения и опыта страхователя". Полагаю, именно такое представление о страховании ответственности и подвигло разработчиков ГК РФ включить в законодательство рассматриваемый запрет.

Между тем эта точка зрения легко опровергается. Ошибочность изложенного в приведенной цитате представления о случайности в страховании уже была показана в § 2 гл. 5. При заключении любого договора всегда существует риск невыполнения договорных обязательств. Страхователь, заключая договор, вполне может предполагать его надлежащим образом исполнить. Но в сегодняшней жизни на нас воздействует такое множество обстоятельств, что никогда нельзя быть заранее уверенным в том, что договор действительно будет исполнен. А ответственность за неисполнение во многих случаях возникает без вины. Но и при виновном неисполнении, как мы знаем, даже грубая неосторожность не освобождает страховщика от выплаты (ст. 963 ГК РФ). Другими словами, при заключении договора и при всем желании его исполнить риск неисполнения всегда есть. Страховщик же профессионально управляет рисками за соответствующую плату.

Именно поэтому суды игнорируют этот запрет. Однако, пытаясь объяснить, почему они так делают (а это очень непросто, так как норма п. 1 ст. 932 ГК РФ в этом отношении совершенно ясна и не допускает разных толкований), они привносят в понимание страхования ответственности совершенно неверные представления, и это требует комментария.

Я рассмотрю два судебных акта Высшего Арбитражного Суда РФ, принятые по этому вопросу с интервалом в восемь лет, но аргументация в них похожа. Первое дело дошло до надзорной инстанции в 2002 г. Страховщик, застраховавший ответственность экспедитора и выплативший возмещение в связи с утратой груза, обратился к перевозчику, ответственному за утрату в порядке суброгации. Кассационная инстанция отказала ему в иске, квалифицировав договор как договор страхования договорной ответственности, и признала его недействительным со ссылкой на запрет п. 1 ст. 932 ГК РФ. Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ это решение отменил, аргументируя тем, что данный договор страхования является договором имущественного страхования, для которого ст. 965 ГК РФ установлена суброгация (Постановление Президиума ВАС РФ от 13 марта 2002 г. N 4299/01). По существу, идея надзорной инстанции состояла в том, что данный договор не должен квалифицироваться как договор страхования договорной ответственности, несмотря на то, что прямо об этом в тексте судебного акта и не сказано. Его квалификацию, по мысли надзорной инстанции, не следует уточнять, так как это договор имущественного страхования, следовательно, в силу ст. 965 ГК РФ возникает суброгация. Ясно, что игнорированием проблемы ее не решить и через восемь лет надзорная инстанция дала более развернутую интерпретацию подобной ситуации, впрочем, столь же неверную. Страховая компания, застраховавшая ответственность экспедитора, в ответ на требование о выплате возмещения заявила о недействительности договора страхования со ссылкой на п. 1 ст. 932 ГК РФ. Надзорная инстанция ответила следующим образом: "Согласно договору застрахованы и собственные имущественные риски общества, и связанные с деятельностью общества имущественные риски третьих лиц. Таким образом, договор содержит признаки различных видов имущественного страхования, предусмотренных статьей 929 Гражданского кодекса Российской Федерации, является комплексным и не противоречит закону" (Постановление Президиума ВАС РФ от 13 апреля 2010 г. N 16996/09). Другими словами, надзорная инстанция, пытаясь обосновать справедливое, но явно незаконное решение, закрепила позицию, согласно которой в подобных договорах страхуются не только интересы страхователя, но и интересы потерпевших. Ошибочность этого уже обсуждалась выше. Не остановило здесь надзорную инстанцию и то, что при таком подходе вообще не существует страхования ответственности как вида страхования - это всегда будет "комплексное" страхование.

Если решение принято, а нормативное обоснование его отсутствует, высший суд может написать все что угодно - исправить это некому.

Но обратим внимание на то, что в обоих делах аргументация схожа и суд отказывается квалифицировать подобные договоры как договоры страхования ответственности. Где страхование договорной ответственности разрешено, там оно есть, где оно не разрешено, подобные договоры просто не следует так квалифицировать.

Не квалифицировать отношения как страхование договорной ответственности независимо от их существа - простое решение, найденное судами в сложной ситуации. Очевидный нормативный запрет, который суды не считают нужным применять, легко обходится таким способом. Прекратить же этот произвол, повторю, некому.

Следует отметить, что во втором деле надзорная инстанция использовала для обоснования своего решения не только изложенный выше и совершенно произвольный, на мой взгляд, аргумент. Был использован еще один аргумент, который я полностью поддерживаю: "Названный договор страхования заключен на предложенных страховой компанией условиях... являющихся общими для всех лиц, обращающихся за страхованием связанных с экспедиторской деятельностью рисков. Это означает, что заключение подобных договоров распространено в практике страховой компании и она, являясь профессиональным участником рынка страховых услуг и считая себя добросовестным контрагентом, осознает правовые последствия данных договоров. Сославшись в рамках настоящего дела на несоответствие договора страхования закону, страховая компания нарушила пределы осуществления гражданских прав, установленные ст. 10 ГК РФ". Данный аргумент поставлен в судебном акте на первое место. На мой взгляд, этого было бы вполне достаточно для опровержения аргументации страховой компании и не было нужды в дополнительных аргументах, о качестве которых мне, например, приходится только сожалеть.

Запрет страхования договорной ответственности третьих лиц

Проблема запрета страхования договорной ответственности третьих лиц возникает в связи с появлением на рынке все большего количества саморегулируемых организаций, субсидиарно отвечающих за деятельность своих членов. Саморегулируемые организации формируют компенсационный фонд, за счет которого они и участвуют в возмещении убытков, причиненных своими членами. В общих чертах отношения складываются таким образом: члены саморегулируемых организаций страхуют свою договорную ответственность на минимальную сумму, установленную законом или правилами профессиональной деятельности. Но иногда ответственность оказывается больше этой величины. Например, у строителей зданий в больших городах ответственность может возникнуть на весьма крупные суммы. В случаях превышения ответственности над страховой суммой убытки клиента должны возмещаться из компенсационного фонда саморегулируемой организации.

Разумеется, саморегулируемые организации не заинтересованы в расходовании средств компенсационного фонда и хотели бы приобрести страховую защиту. Однако они не могут застраховать свой риск выплат из компенсационного фонда, так как эти выплаты формально не являются убытками. Поэтому на рынке возник запрос на страхование саморегулируемыми организациями ответственности своих членов в той ее части, в которой она превышает страховую сумму по договору страхования, заключенному самими членами, но в силу п. 2 ст. 932 ГК РФ это невозможно.

Смысла в таком запрете я не вижу и полагаю, что рынок не оставит этот запрос без ответа. Пока практика мне неизвестна, так как запрос возник недавно. Но, думаю, его судьба будет такой же, как и у рассмотренного выше п. 1 ст. 932 ГК РФ. Неясность цели, с которой введен запрет, вызывает общее желание участников оборота его обойти, и в таких случаях суды бывают на стороне участников оборота.

Влияние страхования договорной ответственности на саму ответственность

В ст. 932 ГК РФ отсутствует норма, аналогичная положению п. 4 ст. 931 ГК РФ, в гл. 25 этого Кодекса нет нормы, аналогичной содержащейся в ст. ст. 966 и 1072 ГК РФ, исковая давность в три года установлена только для договоров страхования деликтной ответственности. Но в предыдущем разделе анализ именно этих норм и практики их применения позволил сделать вывод о том, что заключение договора страхования деликтной ответственности оказывает существенное влияние и на саму ответственность. Следует, по-видимому, констатировать, что аналогичное влияние страхования договорной ответственности на саму договорную ответственность законодатель не считает необходимым предусматривать. Возникает вопрос: в чем причина различного подхода к этим двум разновидностям страхования ответственности?

Ответ, на мой взгляд, невозможно найти, исходя из содержания этих двух типов отношений. По существу они мало чем друг от друга отличаются. Также страхователь покупает защиту своего интереса и также для него нежелательно, чтобы требование о применении мер ответственности за нарушение договора предъявлялись непосредственно к нему. Отсюда необходимость прямого иска потерпевшего к страховщику. Отсюда же и необходимость совпадения сроков исковой давности по двум рассматриваемым требованиям потерпевшего.

По-моему, ответ на этот вопрос казуален и связан с таким массовым видом страхования деликтной ответственности, каким является ОСАГО. Не следует забывать, что практически все рассмотренные выше споры, выявившие проблему влияния страхования ответственности на саму ответственность, возникли в связи с ОСАГО. До введения ОСАГО эти споры были достоянием небольшой группы авторов статей и комментариев. Страхование же ответственности автовладельцев широко распространено в мире, это один из самых массовых видов страхования, и поэтому неудивительно, что законодатели заботятся том, чтобы основные цели, с которыми заключаются эти договоры - гарантированность возмещения вреда потерпевшим, с одной стороны, и защита интересов автовладельцев - с другой, были достигнуты. В страховании же договорной ответственности таких по-настоящему массовых, можно сказать, "народных" видов страхования нет. А проблема влияния страхования ответственности на саму ответственность непроста, приходится соединять в одном требовании плохо соединимые: деликтное и договорное. Для одного специального вида страхования, каким является ОСАГО, на это можно пойти, но, полагаю, законодателю представляется неверным делать из этого систему.

Между тем влияние страхования ответственности на саму ответственность обусловлено самой природой возникающих отношений, и совсем не только в ОСАГО и не только в страховании деликтной ответственности необходимы и гарантия возмещения вреда, и защита интересов страхователя. Страхователю, заключившему договор страхования договорной ответственности, так же необходимы прямой иск и субсидиарность его ответственности, как и автовладельцу. В некоторых случаях суды фактически так и поступают (Постановление ФАС Поволжского округа от 2 апреля 2009 г. N А55-5058/2008). Поэтому мне представляется, что это существенное различие в регулировании страхования деликтной и договорной ответственности не обосновано ничем, кроме массовости страхования деликтной ответственности и возможности предъявления серьезных претензий к законодателю со стороны оборота.

В целом различия в регулировании страхования договорной и деликтной ответственности не обусловлены характером возникающих отношений. Следовало бы исключить из ГК РФ ст. 932, а нормы ст. 931 ГК РФ сделать универсальными для страхования всех видов ответственности, предварительно откорректировав их соответствующим образом.

Правовая природа страхования профессиональной ответственности

Понятие "профессиональная ответственность" в законодательстве отсутствует. В страховании же этим термином обозначают ответственность, возникающую при осуществлении разного рода профессиональной деятельности: медицинской, нотариальной, охранной, оценочной, адвокатской и проч. Во многих законах предусмотрено страхование определенными лицами своей ответственности, и в связи с различием в регулировании страхования договорной и деликтной ответственности встает вопрос о правовой природе ответственности лиц, осуществляющих соответствующую профессиональную деятельность, и о правовой природе страхования их ответственности.

Как правило, в законах, в которых регулируется соответствующая профессиональная деятельность и в которых есть указание на страхование их ответственности, приводится и описание страхового риска. Чаще всего оно очень запутанно, на что совершенно справедливо обращается внимание в литературе. Поэтому я рассмотрю здесь вопрос о правовой природе самой ответственности указанных профессионалов, что обусловливает и природу страхования такой ответственности.

Выше уже было сказано о том, что в российском гражданском праве имеются две разновидности ответственности, если понимать ответственность в узком смысле, как последствия, предусмотренные гл. 25 и 59 ГК РФ. Предъявляется либо то, либо другое требование. При этом, конечно, возможно, что при исполнении договора, например, нотариус причинит внедоговорный вред своему клиенту, к примеру, пролив на него предложенный ему чай и тем самым испортив его костюм. Этот вред будет возмещаться по правилам гл. 59 ГК РФ. Если вдобавок нотариус взыщет с клиента лишнюю пошлину, то причинит ему договорные убытки и они будут возмещаться по правилам гл. 25 ГК РФ. Действительно, совершая нотариальные действия, нотариус оказывает клиенту услугу - исполняет договор об оказании нотариальных услуг, и ненадлежащее исполнение этого договора влечет договорную ответственность. Испорченный же костюм никак не связан с ненадлежащим исполнением договора, и вред возмещается по правилам гл. 59 ГК РФ, несмотря на то что он причинен при исполнении договора. Так же обстоит дело с адвокатами, аудиторами, оценщиками, охранниками, туроператорами, риелторами.

Несколько по-иному выглядит ответственность врачей. Они также оказывают медицинские услуги по договору, но, если в результате ненадлежащего исполнения этого договора будет причинен вред жизни или здоровью пациента, он в силу ст. 1084 ГК РФ будет возмещаться по правилам гл. 59 ГК РФ. В остальном ситуация та же, что и у нотариусов. Например, если зубной техник сделает некачественный зубной протез и пациент понесет расходы, связанные со снятием протеза, его переделкой и повторной установкой, эти расходы будут возмещаться по правилам гл. 25 ГК РФ.

С ответственностью арбитражных управляющих за ненадлежащее исполнение ими своих обязанностей ситуация сложнее, так как отношения арбитражного управляющего с должником и его кредиторами не являются ни обязательственными, ни трудовыми. В п. 4 ст. 20.4 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" отмечено: "Арбитражный управляющий обязан возместить должнику, кредиторам и иным лицам убытки, которые причинены в результате неисполнения или ненадлежащего исполнения арбитражным управляющим возложенных на него обязанностей в деле о банкротстве и факт причинения которых установлен вступившим в законную силу решением суда". Несмотря на то что арбитражный управляющий исполняет не гражданско-правовые обязательства, а публично-правовые обязанности, полагаю, что, выбирая между договорным и деликтным характером его ответственности (а ничего другого нам гл. 48 ГК РФ не предоставляет), следует остановиться на договорном.

Конечно, следуя А.П. Лебединову, можно предложить в тех случаях, когда ответственность по ее характеру не удается однозначно отнести к деликтной либо к договорной, использовать общую конструкцию договора имущественного страхования. Однако таких случаев немного. Пожалуй, они исчерпываются арбитражными управляющими и директорами акционерных обществ. Возможно, для этих двух случаев рекомендацией А.П. Лебединова следует воспользоваться. Однако следует иметь в виду, что при возникновении спора суд все равно попытается квалифицировать соответствующий договор страхования либо по ст. 931 ГК РФ, либо по ст. 932 ГК РФ, если в его названии будет фигурировать словосочетание "страхование ответственности".

Кроме того, в чисто практических целях получения лицензии выбирать придется из подп. 19 - 21 п. 1 ст. 32.9 Закона о страховом деле, т.е. один из трех видов - страхование гражданской ответственности:

1) за причинение вреда вследствие недостатков товаров, работ, услуг;

2) причинение вреда третьим лицам;

3) неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательств по договору.

Причем А.П. Лебединов в другой своей статье вполне обоснованно, на мой взгляд, утверждает, что подп. 19 ст. 32.9 покрывает два других вида страхования.

Резюмируя, можно сказать, что к страхованию профессиональной ответственности по большей части следует применять ст. 932 ГК РФ, хотя на практике очень часто используют ст. ст. 929 или 931 ГК РФ, чтобы обойти запрет п. 1 ст. 932.

Страхование ответственности и страхование предпринимательского риска

В § 2 гл. 4 настоящей работы уже обсуждался вопрос о том, что объекты страхования в договорах страхования предпринимательского риска пересекаются с объектами страхования в договорах страхования имущества и ответственности. В результате в практике возникла серьезная проблема отграничения договоров страхования предпринимательского риска от договоров страхования ответственности, когда такие договоры страхования заключает предприниматель.

Проще всего понять проблему на примере конкретного судебного дела (Постановление ФАС Московского округа от 24 апреля 2002 г. N КГ-А40/2500-02). Риелторская компания заключила договор страхования, в котором имелось такое условие: "Страховым случаем является возникновение обязанности страхователя в силу гражданского законодательства возместить реальный имущественный ущерб, причиненный пострадавшим третьим лицам в результате преднамеренных ошибочных действий, небрежности или упущений, допущенных страхователем в процессе выполнения профессиональных обязанностей риелтора в течение срока действия договора страхования. Застрахованными считаются профессиональные действия страхователя, указанные в лицензии на осуществление риелторской деятельности". Суды первой и апелляционной инстанций квалифицировали договор как договор страхования ответственности. Судя по приведенной формулировке, это и был договор страхования профессиональной ответственности риелтора. Однако кассационная инстанция указала на неверную квалификацию договора. В судебном акте кассационной инстанции прямо не обозначено, как именно, по мнению этого суда, следует квалифицировать этот договор, но, судя по ссылке в судебном акте на ст. 933 ГК РФ, кассационная инстанция квалифицировала его как договор страхования предпринимательского риска. Действительно, формулировка, приведенная выше, такова, что допускает подобное толкование, хотя и с определенной натяжкой.

Приведенный пример датирован 2002 г., но имеются и более поздние аналогичные дела. В договоре страхования было предусмотрено, что "объектом страхования являются имущественные интересы страхователя, связанные с его обязанностью возместить реальный имущественный ущерб, причиненный третьим лицам при осуществлении охранной деятельности страхователем и его работниками". Другими словами, была застрахована профессиональная ответственность охранного предприятия. Однако суд квалифицировал данный договор следующим образом: "Из условий договора следует, что предметом страхования является предпринимательский риск страхователя при осуществлении им частной охранной деятельности за ущерб, причиненный такой деятельностью имуществу третьих лиц, что не противоречит ст. ст. 929, 933 ГК РФ" (Постановление ФАС Дальневосточного округа от 28 января 2008 г. N Ф03-А59/07-1/6299).

В обоих этих делах речь идет о страховании профессиональной ответственности страхователя. Профессиональная ответственность, как было показано, - это, по существу, договорная ответственность, страхование которой разрешено лишь в случаях, установленных законом (п. 1 ст. 932 ГК РФ). Ни один закон не предусматривает возможность страхования ответственности риелторов и охранников, поэтому в договорах страхования в определении объекта страхования страховщики стараются слово "ответственность" не употреблять. В результате получают подобные судебные решения.

Суд ответил страховщику, который попытался все же заявить о том, что это страхование ответственности, следующим образом: "Доводы заявителя кассационной жалобы о том, что договором страхования застрахован фактически риск ответственности страхователя за нарушение договора охраны объекта, в нарушение статьи 932 ГК РФ, поскольку страхование такой ответственности не предусмотрено Федеральным законом "О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации", неправомерны, так как договор страхования не содержит ссылки на конкретный договор, деятельность по которому подлежит страхованию" (Постановление ФАС Дальневосточного округа от 28 января 2008 г. N Ф03-А59/07-1/6299).

Подобная путаница происходит не только в случаях со страхованием профессиональной ответственности, но и со страхованием финансовых рисков, связанных с неисполнением обязательств контрагентом страхователя (Постановление ФАС Московского округа от 27 мая 2008 г. N КА-А40/3794-08). Это, на мой взгляд, является прямым результатом непродуманного регулирования. Необоснованный запрет страховать договорную ответственность ведет к неопределенным формулировкам в описании страхового риска. Это в сочетании с неразграниченными объектами страхования предпринимательского риска и ответственности, в свою очередь, и ведет к путанице.

Январь 2013 г.